В тени и мраке [СИ] [любительский перевод] - Барб Хенди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Осталось много разных предметов, от стального обруча, который становился тёплым от прикосновения, металлических стержней, чаши жизни и до множества коробочек и флаконов, которые были также непонятны, как и его тексты. Помимо того, что рукописные книги были заполнены эзотерическими символами, были и знаки, которые Вельстил, возможно, разработал сам.
Это было свойственно для всех практикующих магов. Ошибочное трактование систем символов другого мага, может привести к нежелательным последствиям в магии, если конечно вообще будет какой-то результат. И даже те отрывки древнего свитка, над которыми Чейн трудился в последние луны, возможно, придётся переписывать.
Древний свиток, остался у него как единственное, что связывало его с Винн и он не мог от него просто так избавиться.
Первый раз, когда он снял оловянную крышку и достал свиток, он был твёрдым, но казался хрупким. Лист был изготовлен из бледной кожи неизвестного животного и всё-таки развернулся, не сломавшись и не разрушившись.
Чейну предстояло сделать очень многое, прежде чем он увидит результат.
Он проводил вечера, рыская вокруг Белы с наступлением сумерек, пока ещё не все магазины были закрыты. Он должен был знать как придать старой коже гибкое состояние, не испортив её. Под предлогом реконструкции старого кожаного жилета, он научился у рабочих делать смесь фильтрованного льняного масла и уксуса. Затем, он искал книжников и других мастеров, чтобы узнать, как это подействует на чернила. Однажды, вернувшись домой, он взял верблюжью щёточку и нанёс на манускрипт один слой.
Поверхность неожиданно резко изогнулась и потемнела.
Чейн замер, испугавшись, что испортил древнюю реликвию. Но по мере высыхания, кожа приобретала прежний белый цвет. Но тем не менее, он взял свиток с осторожностью.
Он применял восстановление один раз в день, перед рассветом и держал свиток в тёмном прохладном углу. Он осторожно испытывал его гибкость и скручивал с наступлением сумерек, прежде чем свиток стал лежать нормально на ровной поверхности. Это была семнадцатая ночь, когда Чейн уловил первое представление о его содержании.
Верхняя часть свитка была почти что полностью чёрной, как буд-то на неё пролили чернила несколько столетий назад.
Чейн открыл рот от изумление и чуть не сжёг свиток, бросив его перед очагом.
Когда он вернулся под утро, чувствуя свежие силы после убийства, он не потрудился над тестировании гибкости свитка. Он закрыл окно, повесил на него одеяло, чтобы защититься от восходящего солнца и растянулся на соломенном матраце.
Его нос щекотал слабый запах. Это был запах не уксуса и не масла, а чего-то другого.
Чейн сел.
Его тело наполняла новая жизнь, и кожа покалывало при наступлении рассвета. Он слышал, как кто-то в передней части трактира растопил очаг. Чейн вдохнул глубоко через нос.
Он встал и подошёл к стулу, который использовал вместо стола.
Никогда раньше он не замечал этот тонкий аромат, исходящий от свитка. Возможно, смягчающий раствор скрывал этот запах. Но теперь воздух комнаты был очищен и он, подняв свиток, принюхался к чёрной поверхности.
Сначала он не мог уловить тонкий след аромата, и он обратился к памяти.
Это было в потерянном горном монастыре, где он воевал с Вельстилом и его укусила за ногу обращённая нежить. Чёрная жидкость просочилась через его штаны и рот Чейна наполнился вкусом прогорклого льняного масла...
И тот же тонкий запах от почерневшей поверхности свитка.
Он вспомнил надписи на стенах ледяного замка, сделанные той же жидкостью, кровью нежити. Только запах от свитка был более тонок.
Понимание бросило Чейна в дрожь. Теперь он узнал, что запах был сделан вовсе не чернилами.
Он был похож на прогорклое льняное масло.
Благородный мертвец написал свиток своей кровью или кровью другого, а затем смешал его вместе с чернилами. Но тогда почему свиток держали так долго?
Как он мог узнать это, не имея способа прочесть что-то под чёрным покрытием?
Чейн не мог удалить чернила, без риска повредить надписи под ними. И тогда он решил просто продолжать кропотливую работу по реставрации и на двадцатьседьмую ночь, свиток полностью восстановил свою гибкость.
Но раньше он не был одинок и даже сейчас, возможно ещё не всё потерянно. Содержание свитка будоражило его воображение и возвращало к мыслям о Винн. Четверть луны он всё ещё скрывался за старыми казармами. Всё что он хотел, быть рядом с Винн, хотя всё ещё не был уверен, должен ли и может увидеть её лицо снова. Но Винн не появилась. Чейн видел старого Домина Тилсвита несколько раз, но не мог раскрыть ему своего присутствия. И наконец, однажды вечером, он решил, что больше не может ждать.
Когда из казармы вышла девушка в серой одежде как у Винн, с пустыми бутылками из-под молока, Чейн вышел из тени.
Он нечасто говорил и ненавидел звук собственного голоса. Когда Магьер снесла ему голову, Вельстил вернул его к жизни, но голос так и не стал прежним.
В ухоженном плаще и вычищенных сапогах, он всё ещё выглядел как молодой и богатый джентльмен. Но всё же девушка чуть не выронила бутылки от удивления.
- Я ищу своего старого друга. - прохрипел он. - Вы не знаете, где я мог бы найти Винн Хигеорт?
Лоб девушки наморщился, когда она слушала искалеченный голос Чейна, но потом её глаза расширились в понимании. Хотя он и не гордился этим, но всё же понимал, что его благородное и красивое лицо соблазняло многих женщин. Она говорила на беласкианском с нуманским акцентом.
- Странница Хигеорт? Мне жаль, но её уже нет рядом с нами. Когда она вернулась со старыми текстами, Домин дал ей задание отвезти их обратно в Мэлорн. Она уехала.
Чейн отступил.
Ученица посмотрела на него с большим интересом и возможно состраданием.
- Вы могли бы написать ей. - предложила девушка. - Хотя письмо будет очень долго идти до Колсита. Мы отправляем письма накануне каждого новолуния. Я могла бы включить туда и ваше письмо, если хотите.
Он кивнул, попятившись, как буд-то земля вот-вот могла ускользнуть из под его ног.
- Да... спасибо. Я подумаю.
Винн ушла, уехала домой через целый континент в другой мир.
Чейн уныло бродил по ночным улицам Белы, не обращая внимание на дорогу, которой он шёл. Потом он оказался на набережной, стоя перед доками и складами. Он смотрел на воды залива в которых отражались звёзды. Единственный свет исходил от редких фонарей, которые висели вдоль двухэтажных причалов или на кораблях, стоящих в гавани.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});